Глава 7

— Предлагаю отдохнуть немного и провести церемонию спуска на воду сегодня, — сказал я, отваливаясь от стола.
— Ага, и собрать вокруг добрую половину города, — немедленно возразил Виктор. — Им сегодня как раз нечего делать.
— А им всегда нечего делать, — вклинился Роже, — так что только глубокой ночью ты сумеешь обойтись без толпы. Да и не все ли равно?
— Ладно, — хмуро пробурчал Виктор, — но лучше без меня...
— Должны же мы проверить посудину на полный груз, — подытожил я.
Посудиной была допотопная нераскладная байдарка, которую я отрыл нечаянно месяц назад из-под кучи старого хлама в углу огромного ангара нашего «осколка колониализма», как мы называли хозяина отеля. Весь месяц я латал ее, заклеивал, зашивал и заливал гудроном, в результате чего она потяжелела раза в два и приобрела пугающий вид бурой свиньи с черными пятнами, только что вылезшей из грязной лужи.
Часа в четыре пополудни мы собрались во дворе, и я послал Алассана за носильщиками. Явились два молодца в одинаковых лохмотьях, да и по виду прямо братья. Они ухватились за нос и хвост лодчонки, быстро подняли ее и поставили днищем на головы. Байдарка немедленно сильно прогнулась, холстина угрожающе натянулась.
— Сейчас лопнет корыто,— спокойно прокомментировал Виктор. Я прыгнул под середину днища и поддержал его руками.
— Алассан! — закричал я. — Ищи третьего!
Не прошло и пяти минут как появился третий, но он был на полголовы ниже ростом первых двух. Роже сбегал к себе в квартиру и притащил старое одеяло, а Самба (он, Садьо и остальная команда уже, конечно, были с нами во дворе) приволок откуда-то дырявую кастрюлю. Низкорослый водрузил себе на голову сложенное одеяло и сверху кастрюлю, но я вовремя разгадал его глубокую задумку и запротестовал.
— Алассан! Объясни ему, что кастрюля продырявит краями лодку.
Алассан произнес убедительный монолог минут на десять с выразительной жестикуляцией, после чего низкорослый без возражений перевернул кастрюлю, положил сверху на ее дно одеяло, а кастрюлю надел на голову. Голова влезла в кастрюлю целиком.
— Хотел бы я видеть, как он пойдет, — сказал Виктор.
— Надо оттопырить ему уши, тогда кастрюля будет держаться, — предложил Роже.
— Ничего, хозяин, он пойдет и так, — убеждал меня Алассан. — За двести монет он куда хотите пойдет.
— За двести я ее один до столицы донесу, — объявил Виктор.
— Вот и поторгуйся с ними, — сказал я, — а мы пока доску поищем. Эй, Самба, Садьо! Живо-живо какую-нибудь доску, только небольшую.
Компания с восторгом рассыпалась по нашему обширному двору, и через полчаса у моих ног выросла куча мусора, в которой я все-таки обнаружил вполне подходящий кусок фанеры. Кусок прилепили на голову коротышке, потом сверху поставили кастрюлю и положили одеяло, после чего он стал на полголовы выше крайних.
— Придется ему или приплюснуть голову, или отпилить ступни, — предложил Роже.
— Не надо, хозяин, — испугался Алассан, — он приседать будет.
И действительно, он до самой реки шел на полусогнутых.
Вместе с байдаркой я нашел в ангаре достаточно хорошее полувесло, а второе смастерил сам. Теперь я попытался вручить Виктору мое творение.
— Нет, — сказал он. — Ты свою лопату неси сам. Такую уродину даже на похороны не возьмешь: покойник убежит.
Я отдал мой шедевр Роже, которому было все равно.
— Ну, тронулись, наконец! — провозгласил я.
— Это точно, — пробурчал Виктор. И мы пошли.
К берегу вместе с нами подошла уже несметная толпа, которая волновалась, переживала и обсуждала наши шансы.
— Это они хотят спортом заниматься, — рассуждал один.
— Нет, — возражал другой, — они будут себя испытывать. Известно, что все тубабу немного сумасшедшие. Они всегда хотят все испытывать. Вот увидите, на этой смешной пироге они поплывут отсюда аж до самого моря.
— Как же они доплывут так далеко без припасов? Ведь в пироге места нет!
— А я вам говорю, поплывут! Им не нужны припасы, если надо, они могут две недели не есть.
Тут все начали спорить, выживем мы или не выживем. Мы, конечно, местного наречия не понимали (это Алассан мне потом уж пересказал), поэтому шествовали невозмутимо.
Носильщики вошли по колено в реку и плюхнули наш корабль на воду, подняв завесу из брызг, к полной радости окружающих. Я внимательно исследовал внутреннюю поверхность — пока течи не было.
— Садимся! — скомандовал я.
Алассан и носильщики крепко держали лодчонку, пока я усаживался в носовой части.
— Вперед, утопленники, — сказал Виктор, залезая в середину позади меня.
Роже тихонько и аккуратно примостился в корме. Жестом я показал помощникам отпустить байдарку. Они отпустили.
— Сейчас хлебнем, — сказал Виктор.
Не хлебнули, к счастью, однако от края бортов до поверхности воды осталось не более пяти сантиметров.
— Можно стартовать, — сказал я.
— Угу... если ветра не будет, — отозвался Виктор, — хорошо, что река сегодня такая гладкая.
Мы тихонько двинулись вдоль берега и против течения, которое в этом месте почти не ощущалось. Толпа замахала руками, закричала «ура!», мальчишки побежали за нами по песку до самых окраин городка. Потом мы, наконец, остались наедине с тишиной ленивой реки. Над водой нависали густые кусты, в которых чирикали какие-то птахи. На отмелях стояли столбами белые цапли. В излучине байдарка пересекла омут со скальным берегом, и в тяжелой малахитовой глубине раза два проплыла большая рыба. Мы гребли медленно и бесшумно, ощущая себя частью этой великолепной природы. Было жарко, вода на ощупь не давала никакой прохлады, Опять начались отмели и кусты. На ветках висели в послеполуденной спячке десятки самых разных змей, наверное, это был «змеиный» год, потому что ни до, ни после я не видел их в таком количестве. При желании мы могли дотронуться веслом до некоторых змеюк, но желания не было. Мне вспомнилось, как на прошлой неделе я в течение двух часов любовался, сидя на нашей террасе, Виктором, который стоял во дворе перед сараем и в каком-то оцепенении наблюдал, как тоненькая и длинная зеленая манговая змейка пыталась подняться по вертикальной стене. Это ей не удалось, и в конце концов она уползла за угол, а Виктор еще долго не шевелился.
Никогда не забуду и мою первую встречу лицом к лицу с коброй. Я шел по узкой тропинке среди кукурузного поля между Ришкиным домом и аэродромом. Она ползла по этой же тропинке мне навстречу, скрытая, естественно, высокими стеблями, и на крутом повороте мы почти наткнулись друг на друга. Толстая, наверное, с мое предплечье, жирная, противно серая, длинная, метра в полтора или побольше, она застыла, слегка приподняв плоскую голову, и мне казалось, что она выбирает место, куда прянуть, я же был весь такой открытый, в шортах и майке, шлепанцах, с пустыми руками и даже без очков! Не было сил заставить себя двинуться, крикнуть, вздохнуть... Она прыгнула первая, прыгнула в сторону метра на два и пошла ломиться сквозь кукурузную чащу с шумом влюбленного гиппопотама, в полной панике, да с какой скоростью! Все это я видел краем глаза, мчась по тропинке обратно к Ришкиному дому, непонятно как не сломав шею. С тех пор я понял, что они боятся нас в десять раз больше, чем мы их.
— Хорошо, что не плюнула, — сказал Виктор потом. — Помнишь геологов?
Еще бы не помнить! Они приехали к нам однажды в полдень на двух газиках и грузовике. Цель их путешествия — скалы около знаменитого в тех местах водопада — находилась в ста километрах от нашего города, но дороги туда практически не было. Они решили сделать здесь временную перевалочную базу, получить необходимые грузы по железной дороге и потом уж двинуться дальше. Губернатор выделил им пустой двухэтажный дом на окраине. В первую же ночь двое жильцов угловой комнаты второго этажа обнаружили у себя незваного гостя — здоровенную кобру. Вооружившись палкой и мачете, они загнали змею между кроватью и шкафом, и пока один отвлекал ее внимание палкой, другой наклонился вперед через кровать, чтобы разрубить непрошеную гостью. Тут она и плюнула ему точно в глаз. Неделю французский доктор из городской больницы хлопотал над нашим товарищем, который моментально ослеп. К счастью, через несколько дней зрение восстановилось, потому что помощь была оказана вовремя.
— Хорошо, что не все кобры плюющие.
— Да, а как разберешь, какая из них плюющая? Нет уж, лучше очки не забывать.
— А ночью?
— Что ночью? Носи амулет или какую-нибудь бляшку на шее, она же на блеск целится.
— Ты, Витя, шибко умный стал...
— А как же, — пробурчал он, — хочешь жить... Диалог этот возник по дороге вдоль высохшего русла небольшой речки — притока нашей основной реки, когда мы решили дойти до озера под скалой. В сезон дождей там низвергался с двадцатиметрового уступа ревущий поток стометровой ширины, а сейчас только тоненькая струйка позвенькивала, блестя будто стеклянными нитями. Но озеро под водопадом не пересыхало из-за своих немалых размеров и глубины, и мы часто лавливали в нем рыбку и отдыхали в тени пальм, зонтичных акаций и тамариндов, составляющих небольшой зеленый оазис среди колючей знойной саванны.
Как обычно, Роже шел своей легкой походкой впереди, а мы с Виктором, лениво обсуждая гадючные проблемы, пыхтели сзади. Вдруг Роже, издав какой-то неопределенный возглас, прыгнул за большой валун. Мы бросились за ним и, повернув направо, сначала ничего не поняли. Из-под камня торчал кусок толстого каната, и Роже, скользя по гравию, тянул за канат скалу к себе. Не раздумывая, я прыгнул и тоже вцепился в канат. Это был не канат, это был змеиный хвост! И какой хвост!
— Питон! — прохрипел Роже. — Держи его, держи!
— Все равно уползет, — прокомментировал Виктор, — между пальцев просачивается.
И, черт возьми, он опять был прав. Сам-то он стоял спокойно, потому что ему уже не было места ухватиться: Роже почти прилип к скале, а я, держась за самый кончик хвоста, чувствовал, как сплошная упругая мышца пульсирует, перетекает в моих руках, ускользает, ускользает... ускользнул!
— Ну и как на ощупь? — поинтересовался Виктор.
— Холодный, крепкий и сухой.
— Странно, а на вид как мокрый.
— Роже, он большой был?
— Большой, наверное, длиннее трех метров.
— Эх, жалко, что ушел! Сколько сумок и поясов из шкуры можно было бы сделать.
— Охотнички... — отозвался, как обычно, Виктор. Больше питоны нам никогда не попадались.

В начало

Проза об Африке