В тот дикий век, в тот первобытный год,
Когда и сны, и помыслы - о пище,
Спустился странный путник с синих гор
К убогим человеческим жилищам.
Глаза печальны, волосы седы,
В котомке бубен из змеиной кожи,
И были на закаты и цветы
Слова его нездешние похожи.
Безумный гость в селенье - не к добру!
Его, как зверя, спутали лианой
И со скалы, озябшей на ветру,
Швырнули в пасть седого океана.
Бедняга стал добычею акул.
Одну из них случайно в этот вечер
Рыбак тугою сетью захлестнул
И съел, в горшке сварив, акулью печень.
И вдруг иным ему открылся мир,
В душе напевы странные воскресли,
Как будто в дикаря в тот самый миг
Вселился дух, творящий жизнь и песни.
Ожили вдруг и камни, и трава,
На вздохи моря откликались горы,
И непривычно нежные слова,
Как будто слезы, подступали к горлу...
Хватали люди копья на бегу,
Поднялся стон в селенье всполошенном,
Когда рыбак рыдал на берегу,
Подобен чайке, голоса лишенной.
Его на остров тайно увезли 
Безумие страшнее черной оспы!
Среди камней холодных погребли,
И был людьми покинут тихий остров.

Пробился на могиле стебелек.
Он распахнул зеленые ресницы.
Светилось в нем зерно, как уголек.
Но то зерно склевать успела птица.
Охотник птицу выследить сумел,
В золе себе испек он вкусный ужин.
И вдруг он на мгновенье онемел,
В глазах, как луч, сверкнул священный ужас:
Стал понимать он шепот тишины,
Ветров неторопливое теченье,
И крик совы, и бег слепой волны
Наполнились и смыслом, и значеньем.
В селенье шел он светел и суров,
Земной простор вдыхая полной грудью,
Но у бедняги не хватило слов,
Чтоб рассказать про все про это людям,
Охотника сожгли на двух кострах.
И в тот же день, когда они остыли,
Был до пылинки собран серый прах
И по ветру развеян был в пустыне.
В селенье том слепой мальчишка жил,
Ни к пляске, ни к охоте неспособный,
Однажды струны из звериных жил
Он на пустую тыкву приспособил.
Упруго их и звонко натянул,
Усталый ветер из пустыни жаркой
В тот самый час в лицо его пахнул,
И он вздохнул растерянно и жадно.
И струны под рукою, как во сне,
Зарокотали, зазвенели сами,
И он запел, как птица по весне, 
Похожими на радуги словами.
Как зов далекий, был его напев,
Чужая боль в нем билась и звучала,
Вокруг стояли люди, оробев,
И от нежданной плакали печали.